***

- ... мы же люди интеллигентные, тихие, всё надеялись, что они сами разберутся, что он поймёт, что неправ, а потом, когда он Зоечку убил, я всё думал, что надо было всё-таки вмешаться, что-то сделать, но как? что? - я до сих пор не знаю...

***

- я, если б мог сейчас, я бы ей сказал, что вранье это все, ерунда, все, что она мне говорила, что надо ее во всем слушать, что не надо огорчать... ну слушал, ну не огорчал, а теперь ее все равно нет, и я один, послушный такой, и что?

***

 ...а я ему всегда говорила: "Сынок, слушайся маму, мама знает, как правильно", и он не спорил никогда, а вот когда Веточка у них родилась, он мне вдруг и говорит: "мама, а ведь если бы ты свою маму слушалась, то меня бы не было, и Веточки тоже", а я прямо остолбенела вся, не знала, как надо правильно ответить.

***

-... да она уже и не узнаёт никого теперь, раньше меня хоть за своего брата старшего принимала, Ильёй звала, а теперь вообще молчит, никуда не глядит, но знаете, я всё равно к ней приезжаю, сяду рядом, прижмусь к боку и думаю тихонько: "а ты всё равно моя мама!"

***

- меня с детства учили: "не садись на углу - замуж не выйдешь", "не ешь с ножа - злая будешь", ну вот я замужем и добрая, и что, вся в синяках утром за пивом ему бегаю.

***

Когда наступает такое время - тёмное, долгое, сырое, промозглое, безнадёжное, я каждый раз вспоминаю кем-то давно рассказанную историю о жившем в Хельсинки португальце или испанце, который вышел в киоск за сигаретами или в ближайший магазин за молоком, и в чём был, в домашнем, чуть ли не в тапочках (хотя какие тапочки по нашей погоде), рванул в аэропорт, купил билет на ближайший рейс в свой Лиссабон, или Мадрид, или Барселону, и улетел туда, к солнцу, свету, ясному синему небу, и, наверное, теперь счастлив и весел, улыбается нам оттуда и подаёт пример, но как отважиться, как дойти до такой степени решимости или отчаяния?

***

- Мне кажется, я бы хорошей матерью была, если б не дети.